26 марта умерла наша Люсюша, светлая по–детски наивная матушка моего мужа и моя свекровь. Вроде бы пошла на поправку, начала говорить и общаться,  научилась самостоятельно сидеть, заново начала учиться ходить. Я радовалась, и даже в тайне начала гордиться, вот ведь смогла на ножки Люсеньку поставить. И вдруг такая неожиданная смерть. Поужинала, легла, приготовилась слушать вечернее правило, и вдруг захрипела. Пока муж вызывал скорую, пыталась делать искусственное дыхание, звала кричала, тёрла мочки уха, массировала пальчики и ещё и ещё что–то, но как только поняла, что В С Е, душа вышла, просто остолбенела. До сих пор не могу прийти в себя, вижу ее с раскинутыми ручками в ореоле белых как облако волос, маленькую худенькую такую беззащитную и уже отрешенную. Ах, как я надеялась, что Люсюша поднимется и мы все вместе встретим Пасху на нашей даче в Звенигороде. Люсенька в тенёчке на кресле–качалке под пледом, а я рядом, сажаю её любимые астры и хризантемы. Господи прости, меня за мою самонадеянность! И ещё, прости Господи за то, что может быть не сделала или сделала того чего не следовало бы для нашей Люсеньки. Окончательного диагноза у Люсюши не было. То ли сосудистая деменция, то ли сосудистая катастрофа, то ли ишемический инсульт. Началось четыре года тому назад, как бы исподволь, Люсюше было 78 лет. Да, проблемы с памятью, да изменился характер. Стала  недоверчивая подозрительная замкнутая, и это при ее то гостеприимстве и дружелюбии. Врачи: возраст, что вы хотите, и ничего кроме пирацетама и танакана. А потом резко, как обрыв. Дезориентация в пространстве и во времени, невозможность ни готовить, ни ухаживать за собой. Люсюшу перевезли к себе в Москву, к тому времени, я уже не работала. С утра до вечера Люсюша, только она и ее болезнь, я уже начала забывать, что такое общение со здоровыми людьми. Времени не хватало ни на звонки, ни на разговоры, да что там, в Храм по воскресениям  не могла выбраться. Было все и раздражение перерастающее в гнев и ярость, и беспомощность перерастающее в безысходность, грохот, стуки и крики в ночи, и много чего, о чем вспоминать сейчас не хочется, чтобы не тревожить память о Люсеньки. Перед этим новым годом, 29 декабря Люсюша пропала, ушла из дома в 6 утра в одной кофточке без палочки с огромной сумкой. Нашли ее через 7 часов на другом конце Москвы. Какой страх перед неизвестностью мы с мужем испытали,  и мысли, только б не обидели, только б не уехала и не заблудилась где–нибудь в лесу. Тогда мы молили Бога о прощении, за свою несдержанность, за то что ругали её за проделки, а по сути, за страшную и такую непонятную болезнь. С какой же радостью я прижала ее к себе, такую родную и близкую, когда мы приехали за ней в чертановское отделение полиции. 14 января Люсюша слегла и больше не встала. Врачи понять не могли, почему не может встать, почему не говорит, отчего недержание мочи и кала, почему не спит сутками, но  видя беспомощное состояние Люсюши, в больницу лечь нам не предлагали, да мы бы ее и не отдали, уж больно слабенькой она была, да и уход требовался особый. Через две недели практически неподвижного лежания полезли инфекции, то начальная стадия пневмонии, то конъюнктивит. А после приёма антибиотиков, дисбактериоз с изнуряющим и бесконечным поносом, а потом  и геморрой. А задержки мочи до 30 — 40 часов и скорая помощь с катетерами. Как страшная карусель. В желании облегчить её страдания, в беспрерывном уходе, в ночных бдениях я дошла до точки. От бессонных ночей внутри все дрожало, от усталости и безысходности подступала тошнота.  Муж не знал, как и чем мне помочь. И вот пригласили ночную сиделку, одна ночь моя, одна — её. И так десять ее дежурств через ночь. Я выспалась, ожила, немного успокоилась. Потихоньку вошла в режим. Теперь,  подвижную Люсюшу на ночь я укладывала в люльку, поднимая вторую половину дивана–книжки, на ночь — памперс макси, надевала простые колготки и сверху трусы, в которых вместо резинки веревочки. Веревочки завязывала, так Люсюша не могла снять с себя памперсы и устроить мне авгиевы конюшни. Внизу на тёплых футболках спереди и сзади я сделала дырочки и продевала веревочку в дырочки и завязывала между ногами, получался как бы комбидрес. И если Люсюша ночью сбрасывала с себя одеяло (а это она делала с маниакальной настойчивостью), ей все равно было тепло. Может быть, то о чем я пишу чушь, но мне это помогло. Мексидол и витамины группы В внутримышечно сделали свое дело. Люсюша начала внятно говорить, стала удерживать внимание и даже в памяти оставались кое какие события прошедшего дня. Самостоятельно садилась на постель, и с моей помощью делала свои первые шаги. А самое удивительное, все чаще и чаще к ней возвращалось светлое и очень позитивное настроение. Люсюша все больше и больше стала похожа на маленькую девочку,  ласковую, послушную и до слез трогательную и благодарную. Да, Люсюша причащалась, по утрам пила святую воду, и слушала утреннее и вечернее правило. Иногда Люсюша чего–то боялась, я успокаивала её говоря, что ей нечего и некого боятся, с ней всегда Господь. Так оно и было. И есть! Наверное, и сейчас она смотрит на меня со своих небесных облачных высот такая же тихая и радостная. А еще, у нас остались памперсы объем 70 — 110 (М), трусы подгузники, и кое какие средства по уходу, может кому и пригодится. А еще, я думаю, что у меня начальная стадия деменция, маховик мозга иногда очень медленно вращается, не могу вытащить слова, или набор только что вертевшееся на языке слово исчезает, иногда не могу удержать внимание, тяжело иду на контакт. Трясется ( тремор) голова и руки, иногда не произвольно повторяю движения. Купила рекомендуемую книгу, изучаю. А еще, мне с вами комфортно. И самое главное. Прошу ваших молитв о новопреставленной рабе Божией Людмиле. Спаси Господи.